При всей его осведомлённости — а он как Пьер у Толстого «всё знал, всё читал, обо всём имел понятие» — он, похоже, совсем не нажил сопутствующего снобизма, даже к так называемой «попсе», если она была стоящая. Но всё равно: Летов сидит на диване и смотрит MTV — это была для меня, как для наблюдающего за писателем Холдена, не самая банальная ситуация.
А он смотрел в экран очень сосредоточенно, потом ткнул пальцем в поющую тётку и констатировал с какой-то серьёзной научно-исследовательской интонацией:
— Я её знаю! Это Агилера.
— Это Шакира. А ты знаешь, что когда она была маленькая, то сидела на коленях у Маркеса?
— А ты читала интервью Маркеса с Маркосом?
Тут я срезалась, потому что на тот момент даже не знала, кто такой Маркос. Он мне рассказал. Сначала про издательство «Гилея» («удивительное место — идёшь какими-то стрёмными подвальными коридорами, и вдруг оказываешься среди книг»), потом про субкоманданте и новый мировой порядок, и как он хотел связаться по эмейлу с этими анархистами, и что самая любимая его вещь, написанная Маркосом — статья «Лев убивает взглядом». У меня теперь есть эта книжка издательства «Гилея»:
(«Говорящий «нет». Не обращайте внимания на издателей. Не обращайте внимания на телевидение. Не обращайте внимания на радио. Не обламывайтесь. Не продавайтесь. Не сдавайтесь. Не позволяйте. Не бойтесь. Не замолкайте. Не садитесь отдыхать.
Старик Антонио подстрелил из своей старой чимбы (кремневого ружья) горного льва. Между затяжками старик Антонио связывает нить истории: «Лев силён, потому что слабы другие звери. Лев питается мясом других, потому что другие позволяют себя есть. Лев убивает не лапами и клыками. Лев убивает взглядом. Бедный зверёк, который должен умереть, замирает, глядя на льва, видит во взгляде льва свой образ, видит там свой страх. Но есть один зверёк, который не ведёт себя так. Он отвечает ударами своих лапок, они маленькие, но значат для льва достаточно боли и крови. Этот зверёк не становится добычей льва, потому что он слепой. Этих зверьков зовут кротами. Поскольку этот странный крот привык смотреть себе в сердце, его совершенно не волнует, кто сильный, а кто слабый. И ещё льва не боится человек, который умеет смотреть себе в сердце, потому что он не видит силы льва». «И вы заглянули себе в сердце, чтобы убить этого льва?» — перебиваю я. Он отвечает: «Да нет, я смотрел в прицел чимбы и просто выстрелил... о сердце я и не вспомнил...» Я начинаю почёсывать голову, как здесь делают всегда, когда чего-то не понимают. Старик Антонио медленно поднимается, берёт в руки шкуру и передаёт мне. «Бери, — говорит он. — Дарю тебе её, чтобы ты никогда не забывал, что льва и страх можно убить, зная, куда для этого нужно смотреть». Я спрятал львиную шкуру в целлофановый мешок и ушёл. В неё мы завернули флаг, который был передан Национальной Демократической Конвенции. Хотите ещё и шкуру? Привет, и кусочек стёклышка, из тех, что служат, чтобы заглядывать внутрь».)
Это было похоже, как если бы Холден вдруг дозвонился тому писателю. Прошло десять лет, но я помню. Никто другой, наверное, не стал бы делиться сказками. Ни подробно пересказывать словами документалки Херцога — любимого его режиссёра. Когда дошло до Херцога, его было не остановить, он говорил необычайно заразительно:
— Ты что, не видела этот фильм? Это красивейшая история! В 74 году Херцог узнаёт, что на карибском острове вдруг вскрылся и задышал вулкан. Местные жители побросали дома и покинули остров, кроме одного психа, который решил остаться. И другого психа — самого Херцога, который приезжает это снимать. Он находит на острове ещё нескольких фаталистов, сам пытается влезть вулкану прямо в сопло, но ему не удаётся пробиться сквозь угарные газы. Извержения не случилось, никто не погиб. Но от этого приключения осталось кино: про заброшенные деревни, про ожидание неизбежной катастрофы, и про психа, который её не боится.
Летов собрал все существующие на тот момент фильмы Херцога, что мог достать. Он так много давал другим, что хотелось тоже что-нибудь вручить ему — я потом таскала на концерты фильмы Херцога, которых у него ещё не было. И книжки, которые ему могли быть интересны...
Татьяна Алёшичева, «Над пропастью домой»